Хроника войны в письмах и дневниках. 24 июля 1941, 1942 и 1944 годов

Письма и дневниковые записи за другие даты

Продолжаем публикации в рамках проекта «Хроника войны в письмах и дневниках». При использовании текстов обязательна ссылка на наши сборники. Обращаем внимание, что в сборниках к публикуемым письмам даны дополнительные пояснения, сноски, комментарии и иллюстрации.

 

Марк Розин с женой Гедой Зиманенко

Розин Марк Абрамович (1908–1964). Уроженец города Рудня (ныне — в Смоленской области). Жил в Москве, в конце 1920-х годов работал на Радиостанции имени Коминтерна, участвовал в строительстве Московского метро, где познакомился со своей будущей женой — Гедой Семёновной Зиманенко.

Призван в армию в конце июня 1941 года. Находился на командирских курсах в Чувашской АССР, в городах Чебоксары и Алатырь; затем в городах Сергач и Дзержинске Горьковской (ныне — Нижегородской) области, где служил в 34-м учебном танковом полку, командовал отдельным мотоциклетным батальоном, был заместителем командира полка.

Жена Геда и двое маленьких сыновей эвакуировались из Москвы 16 октября 1941 года, оказались в колхозе «Политотдел», а затем на станции Безымянка в Куйбышевской (ныне — Самарской) области. В Рудне оккупации остались и погибли родители и другие родственники Марка Розина. Братья Семён (1917–1942) и Евгений (Зяма) (1911–1942) погибли на фронте.

Письма и фотографии переданы вдовой М. А. Розина — Г. С. Зиманенко (Москва).

24 июля 1941 г.

Гедочка! Дорогая моя!
Ночь с 22 на 23 июля. Я сейчас в карауле. Только что вернулся с поста. Вся душа моя наполнена злобой против фашистских извергов. Сегодня передавали по радио, что бомбардировали Москву. Весь день я думал, а как там у вас? Разные похожие мысли лезут в голову. Стоя на посту, я крепко сжимал винтовку в руках и думал, что в это время, может, опять бомбят Москву. Нет слов, чтоб выразить ненависть к этим убийцам. Но ничего, они получат по заслугам. Как бешеные псы они должны быть и будут уничтожены.

Ты сама понимаешь, что в такое время нужно чаще обычного сообщать о вашем здоровье. Неплохо, если время от времени и дать телеграмму («живы, здоровы, дети там же. Геда»). Я живу по-старому. Несколько дней тому назад я отослал тебе письмо. Напиши и поскорее.

Будь здорова, целую вас всех. Марк.
Геда, я письмо отправляю 24 июля после того как я по радио узнал, что в 3 раз бомбардировали Москву, ты можешь вообразить, что есть о чем подумать. Скорее напиши или телеграфируй. Марк.

«Сохрани мои письма…». Вып. 3. М., 2013. С. 45, 48.

 

Березнер Лев Васильевич (1909–1941). Родился в городе Бодайбо Иркутской губернии (ныне — Иркутской области). После Гражданской войны оказался в Москве, воспитывался в детском доме. По спецнабору направлен в авиационное училище. С 1938 года — лётчик в 40-м бомбардировочном авиационном полку ВВС ЧФ. Провёл 17 месяцев в тюрьме по обвинению в «потере политической бдительности». В 1939 году освобождён, восстановлен в звании и должности.

С первых часов войны старший лейтенант, командир звена АНТ-40 Л. В. Березнер бомбил позиции немецких и румынских войск, нефтепромыслы на территории Румынии. Фотография экипажа была опубликована 30 июля 1941 года в газете «Известия» (на тот момент он совершил более 20 боевых вылетов). Самолёт Л. В. Березнера не вернулся с боевого задания 29 августа 1941 года.

Письма Льва Березнера адресованы жене, Ревекке Айзиковне Сориной (1920–2010). Летом 1941 года супруги ожидали рождения первенца. За две недели до начала войны Л. В. Березнер писал: «До 22 июня ни о каком отпуске и думать нельзя»; «Знаешь, родная, ты не спеши рожать Димку, роди его 22-го, вот было бы здорово, правда?». Отец, желавший назвать сына Дмитрием, увидел его лишь однажды, незадолго перед гибелью. Мать назвала сына Александром.

24 июля 1941 г.

<…> Роднуся, я для него и тебя не пожалею всей своей крови, всю вам отдам по капле, стаканами, как угодно, только бы вы оба были здоровы, были живы и любили меня так же крепко, как и я люблю вас. Роднусёнок любимый, скорей пиши мне, как у тебя и сына здоровье, скорей-скорей.

Сегодня у нас я проводил митинг, на котором я внёс в фонд обороны страны 200 рублей наличными деньгами и сдал заём, подписанный мною в этом году. <…> Инициатива одного, идущая на пользу Родины, подхватывается всем народом. Как приятно быть членом такого организованного коллектива. Быть борцом за такой народ, как наш. Драться так, как дрался я за Родину, может только надёжный патриот нашего народа. А дерусь я с немцами здорово. Я уверен в нашей победе, я несу славу нашего народа, наше красное знамя будет развеваться во всём мире.

Мне одно только хочется. Поскорей покончить с этой сволочью и двигаться к тебе, к сыну, с вами вместе начать строить трудовую счастливую жизнь. Ты прекрасно знаешь, что работать я люблю и работаю всегда много и хорошо. Кончу войну, и заживём мы с тобой счастливо, так же как жили до войны.
Ну, любимая, дай я тебя авансом за нашу будущую счастливую жизнь крепко-крепко расцелую.
Родная, будь здорова, пиши мне скорее. <…>

«Сохрани мои письма…». Вып. 6. М., 2021. С. 64, 71–72.

 

Шварцман Матвей (Мордехай) Измайлович (1912–1943). Родился в селе Рыжановка Киевской губернии (ныне — Черкасской области, Украина). В 1937 году окончил Ростовский университет (ныне — Южный федеральный университет), был оставлен на кафедре физики, преподавал теорию механики и теоретическую физику.

В августе 1941 года вместе с женой, Раисой Михайловной Даниловой, эвакуировался в город Магнитогорск Челябинской области. Там 8 декабря 1941 год родился их сын Михаил. М. И. Шварцман работал доцентом в Магнитогорском горно-металлургическом институте (ныне — Магнитогорский государственный технический университет), готовился к защите кандидатской диссертации. В мае 1942 года призван в РККА. Рядовой. 19 января 1943 года погиб в районе города Старый Оскол. Захоронен в городе Острогожск Воронежской области.

Письма М. И. Шварцмана жене и сыну в Магнитогорск представляют собой сочетание письма и дневника. Копии писем и фотография переданы сыном — М. М. Шварцманом (Ростов-на-Дону).

24 июля 1942 г. Пятница
[продолжение письма от 23 июля 1942 г.
]

Мучительно хочется читать. Ищу бумажки в траве и читаю. Как будто передо мной Фейхтвангер, Хаксли, Олдингтон. Авторы тех замечательных книг, которые я клялся считать лучшими из всех мною прочитанных, над которыми я дрожал, боясь расплескать полученный от их чтения восторг, боялся кончить и которые сейчас я забыл и тщетно пытаюсь вспомнить!! Ну вот, м[ожет] б[ыть], ещё Анатоль Франс, Готье и много других.

Здесь часто валяются листовки, бросаемые нашими самолётами для немецких солдат. Одну из них я ношу в кармане. На одной её стороне нарисован красивый плачущий ребёнок — на всём листе, кроме верхней части, где распростёрт убитый немецкий солдат. Внизу подпись — «помни о своём ребёнке». На другой стороне сильное стихотворение Эриха Вайнерта (на немецком). Я ношу листовку в кармане, а в сердце всё время тлеет образ не ребёнка, а матери, всех пережитых вместе радостей и, как заключительный аккорд — рождение Микушки, лежащего на животике. Ах, проклятая энтропия; почему не существует обратимых процессов?

Я мобилизован 31 мая. То, что я попал необученным на фронт — сущая случайность. Я воочию убедился, что наши людские резервы неисчерпаемые. Я видел бесконечное множество запасных полков. Я мог бы некоторое время подучиться в одном из них, где люди живут по году. Но всё это относится к неосуществимым проектам и пишется только для того, чтобы ты поняла, что моя судьба — это просто случайность в закономерном течении событий. Подробности — дома.

Нас перед отсылкой на фронт подготовляли странными речами, что мы должны умереть за Родину. Похоронные речи здесь очень в моде. Никто почему-то не сказал, что Родина не умирать нас посылала, а побить немцев. Для этого у нас и людей хватает, и техники. Нужно только уметь. Если будет необходимо, мы умрём, но нам необходимо победить немца, а это тяжелее, чем просто умереть. В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.

24 июля 1942 г. Пятница
[продолжение предыдущего письма. —
Сост.]

Сегодня к нам прибежал лейтенант и приказал подготовиться к осмотру позиций командиром бригады. Суета была великая. Обычная растерянность командира, крики, ругань. Возможно, что у комбрига могут быть вопросы по поводу ориентиров и других специальных весьма простых вещей, требующих применения некоторых не общеупотребительных слов. Нас было 3-е в расчёте и ещё один ст[арший] сержант. Бойцы путались, а я мог запомнить.

Наступил высочайший осмотр. Комбриг, комбат, ротный, свита подошли к окопу, окинули его взглядом и случайно заметили в траве сделанные мною на досуге солнечные часы (палка, круг, посыпанный песком).
«Это что?» — спросил комбриг. «Часы», — ответил ст[арший] сержант.
Комбриг — «А который час?».
Сержант — «11 часов».
У комбата на часах было без двух минут 11. Комбриг и другие командиры пришли в восторг и стали расспрашивать сержанта. Но так как сержант к солнечным часам не имел никакого отношения, то ротному пришлось сознаться, что у них есть доцент. Подошли ко мне.

Комбриг — «Это Вы изобрели часы, товарищ боец?». Я — «Нет, египтяне, товарищ командир бригады». Затем наступил опрос: где я работал, подробности о специальности. Несколько безграмотных замечаний, а затем с зевающим видом комбату — «Почему вы не используете товарища для прочтения лекций бойцам?». Ну, вот характерный грустный финал, из которого всё ясно.

Да, кстати, попутно он сказал, что немцы подходят к Новочеркасску. Это я ожидал. Немцы рвутся к нефти.
Жду писем. Работай над письмами до пота. Помни, что если ты задержишься, твой корреспондент будет убит, и что письмо — это событие. Опиши всё, что говорит Микуша.
Матвей.

«Сохрани мои письма…». Вып. 6. М., 2021. С. 163, 169–170.

 

Гельф Даниил Владимирович (1905–1942). Родился и учился в Одессе. До войны жил в Москве, был на партийной работе.

На фронте — старший политрук, старший инструктор по пропаганде и агитации 748-го стрелкового полка 206-й стрелковой дивизии. Умер от ран 23 июля 1942 года. Похоронен в братской могиле № 200 (совхоз «Масловский» Воронежской области).

Переписывался с женой, Серафимой Владимировной Гельф (Симой), остававшейся в Москве, матерью — Еленой Григорьевной Гельф и сестрой —  Полиной Владимировной Гехт, находившимися в эвакуации в посёлке Дедюхино под городом Березники Молотовской области (ныне — Пермский край) области.

Копии писем и фотография переданы внучатой племянницей Д. В. Гельфа — Е. И. Жилинской (Москва).

Письмо Д. В. Гельфу от сестры Полины

24 июля 1942 г.

Дорогой Давочка!
Давно уже не получали от тебя писем; последнее было от 25/6, а Маркуша нам писал, про он от тебя имел письмо от 2.07. Дорогой мой, как ты? Так хочется прийти домой и застать от тебя весточку.

Сегодня получили письмо от тёти Дози. Она, Нина, Вава и дети в Караганде. От Гали она узнала наш адрес. Все работают. Дом в Кунцеве сожгли на дрова соседи. У нас все здоровы. Миша работу по врагу передал другому товарищу, но всё же очень много работает. Питаемся хорошо. У нас есть сейчас масло, колбаса и даже конфеты, которым все очень рады. Сделаны они на чистом какао и сахаре.

Как видишь, живём неплохо. Плохо у нас с обувью, особенно страдаю я. Я совсем без туфель. Миша тоже накануне признался. Лучше всех это у мамы, у неё есть что одеть, но она никуда не ходит. От Симы писем нет. Деньги по старому переводу ещё не получили. По аттестату получили числа 27.VII. 42 г.

Давочка, родной, пиши нам о себе чаще. Мы вызвали Семёна Базера, видимо, что он приедет к нам работать. Миша мой в августе должен явиться в военкомат. Будь здоров. Целую.

«Сохрани мои письма…». Вып. 3. М., 2013. С. 140, 142.

 

Илья и Софья Ивянские. Севастополь. 1931 год.

Ивянский Илья (Элья) Борисович (Беркович) (1906–1943). Родился в Одессе Херсонской губернии (ныне — областной центр, Украина) в семье провизора-аптекаря. Окончил школу в Минске. Женился в 1927 году. Выпускник Московского энергетического института (ныне — Национальный исследовательский университет «МЭИ»). До декабря 1941 года работал главным инженером «Коммунэнергопроекта» НККХ РСФСР.

С 1942 года, после подготовки в Москве, служил в 369-м отдельном батальоне морской пехоты Азовской военной флотилии ЧФ. Лейтенант, командир взвода противотанковых ружей. Убит 24 сентября 1943 года при высадке десанта у станицы Голубицкой Темрюкского района Краснодарского края. Похоронен на побережье, позднее перезахоронен в
городе Темрюк на воинском кладбище.

Жена — Софья Готлибовна Ивянская (Миленькая) (1905/1906–1975) с дочерью Еленой (1931 г. р.) — в июле 1941 года эвакуировались в Дубово-Умётский сельсовет (ныне — сельское поселение Дубовый Умёт) Волжского района Куйбышевской (ныне — Самарской) области, затем переехала к родителям мужа.

Родители И. Б. Ивянского — Борис (Берк) Маркович (Мордухович) Ивянский (1881–1945) и Эсфирь (Фрума) Осиповна Ивянская (?–1956) — эвакуировались из подмосковного села Никитское в посёлок Черноисточинск под Нижним Тагилом Свердловской области. С ними были дочери старшего сына — Григория. Б. М. Ивянский до возвращения семьи в Москву в 1944 года скрывал от родных факт гибели младшего сына — Ильи.

Публикуемое письмо — часть переписки И. Б. Ивянского с родителями, женой, дочерью и племянницами.
Копии писем и фотографии переданы правнучкой Г. Б. Ивянского — С. А. Стратонниковой (Санкт-Петербург).

Письмо жены и дочери И. Б. Ивянскому

24 июля 1942 г.

Дорогой мой, золотой Ильюшенька!
Вчера получила от тебя подробное письмо о твоей жизни в лагерях. Дорогой мой, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты не приедешь к нам, ведь ждала тебя 7 месяцев, всё думала, не сегодня завтра приедет мой дорогой муженёк, так хотелось тебя увидеть, поговорить обо всём, посоветоваться, ведь в письмах всего не напишешь, а на душе есть много чего рассказать, а в письме ничего не получается.

Я теперь живу мыслью и надеждой, что всё же мне удастся тебя повидать, может, будешь проезжать Куйбышев — то я туда приеду, или, если всё хорошо будет, поеду в Москву; я думаю, что если будет твоя телеграмма о том, что тебя скоро отправляют, то мне дадут пропуск, в общем, всё это фантазия, крик наболевшей души…

Дорогой мой, смотри за собой, береги себя, крепись, ведь скоро будет конец этому проклятому Гитлеру и его своре.Ильюшенька, дорогой, ты спрашиваешь, как живём, — всё по-старому, толкаем время, сыты, я, как тебе писала, работаю избачом, фактически это работа агитатора: хожу на огород, пока веду беседы с колхозниками, читаю газеты, а скоро, с началом уборочной, придётся идти и в поле, далеко это поле от нас находится, всё как-то быстрее время уходит. Ленуся со мной ходит на огород, чувствует она себя неплохо, кушаем на огороде морковку с ней.

Относительно переезда к родителям — прямо сама не знаю, что делать, страшно двинуться в путь с такими вещами, подожду ещё немного, а там видно будет, каковы будут дела у нас. За нас, дорогой мой, не беспокойся, мы не падаем духом и ждём твоего возвращения к нам!!!

Ещё раз повторяю, береги себя ради нас, помни, что мы живём всеми мыслями о тебе!!! Будь здоров и счастлив, целую тебя без конца крепко-крепко. Твоя Соня.

Сеня остался в Москве работать, его адрес: Ярославское шоссе 103, кв. 17, это, очевидно, домашний. Привет нашим.

Здравствуй, дорогой мой папуся!
Мы получили от тебя подробное письмо, ты пишешь, что учишься с 5 утра до 10:30 вечера и очень устаёшь, нас это очень огорчило. Ты очень мало пишешь, как ты питаешься? Дорогой мой папочка, как ты себя чувствуешь? Как и где живёшь? Сколько ты ещё думаешь быть в лагере? Папа, получаешь ли от Гриши и дедушки письма? У нас всё по-старому, все здоровы и сыты пока. У нас стало жарко. Дорогой папа, я тебя очень прошу, следи за собой, питайся получше! Как жалко, что мы не увидели тебя, я так ждала твоего приезда! Ну, будь здоров, ещё раз прошу — следи за собой и пиши. Обнимаю тебя и целую, твоя дочь. Привет от наших.

«Сохрани мои письма…». Вып. 5, 2019. С. 147–150.

 

Ципельзон Анатолий Моисеевич (1921–2015). Родился в Ростове-на-Дону. В 1924 году дед (до революции — купец 1-й гильдии) был объявлен «лишенцем», дом конфисковали. В 1938 году был арестован отец Анатолия (впоследствии отпущен).

До войны Анатолий Ципельзон учился в Ростовском медицинском институте. 23 июня 1941 года призван в ряды РККА. С января 1942 года — на фронте. Служил командиром приёмно-сортировочного взвода медико-санитарного батальона (в задачи входило: вынос раненых с поля боя, оказание первой медицинской помощи, отправка в госпиталь). Воевал на Западном и 2-м Белорусском фронтах в составе 42-й стрелковой дивизии. Войну закончил в звании капитана медицинской службы. Был тяжело ранен. Награждён орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды, медалью «За отвагу». После войны завершил медицинское образование. До 2006 года работал врачом-рентгенологом Центральной клинической больницы МПС в Москве.

Письма А. М. Ципельзона адресованы родителям — Раисе Израилевне и Моисею Филипповичу. До 1944 года они работали в эвакогоспитале в Самарканде, затем вернулись в Ростов-на-Дону.
Копия письма и фотография А. М. Ципельзона переданы его сыном — Ю. А. Домбровским (Ростов-на-Дону)

24 июля 1944 г.

Родные, хорошие мои!
Давно я не имею возможности написать вам настоящее письма, всё это записочки только для того, чтобы вы знали, что сын ваш жив-здоров, как всегда в бодром настроении.

Да разве может быть иначе, когда с каждым днём мы все ближе и ближе к счастливой развязке, к полной победе, к нашему возвращению к вам, мои милые. Какой это будет великий праздник. С каким нетерпением мы ждём этого. А для этого надо идти всё дальше и дальше на запад. С каким удовольствием проходим мимо многих сотен брошенных машин, танков, орудий с чёрными крестами, какое удовлетворение от тысячных колонн пленных, тянущихся, понурив голову. Конечно, есть и тяжёлые моменты в нашей жизни, но они почти незаметны на общем фоне огромного наступления.

О себе писать нечего. Работаем много, в связи с быстрым продвижением больше организационной работы, чем хирургической. От папы письма получаю реже и маленькие, о чём очень сожалею.
Привет вам от моих друзей.
Привет нашим дорогим друзьям.
Целую крепко-крепко, ваш Толя.

«Сохрани мои письма…» Вып. 4. М., 2016. С. 189, 191–192.