Хроника войны в письмах и дневниках. 27 июня 1941 года

Письма и дневниковые записи за другие даты

Продолжаем публикации в рамках проекта «Хроника войны в письмах и дневниках». При использовании текстов обязательна ссылка на наши сборники. Обращаем внимание, что в сборниках к публикуемым письмам даны дополнительные пояснения, сноски и комментарии.

«ВЕРЬ И НАЙДЕЙСЯ»

Шапиро Борис Израилевич (1910–1941). Родился в Минске, учился в Белорусском государственном политехническом институте, затем в аспирантуре Ленинградского химико-технологического института им. Ленсовета. Участник Советско-финляндской войны. Лейтенант. На фронте — с июля 1941 года. Командир стрелкового взвода, оперативный дежурный штаба 3-й Ленинградской дивизии народного ополчения (67 стрелковая дивизия). Пропал без вести осенью 1941 года. Он так и не увидел свою дочь Беллу, которая родилась накануне войны

Письма Бориса Шапиро из Ленинграда адресованы в Москву и Подмосковье жене, члену московского отделения Союза художников Эсфири Абрамовне Шкловской.

Копии писем и фотографии переданы племянником Б. И. Шапиро — М. М. Шапиро (Великий Новгород).

27 июня 1941 г.

Дорогая детка! Сейчас получил два твоих письма — от 23 и 24-го. Значит, почта не совсем разладилась, и ты, вероятно, получаешь понемножку и мои письма, а пишу я каждый день — это 4[-e].

Жаба моя! Я не только ещё жив — ты этому как будто даже удивляешься — но и ещё дома; ещё не получил повестки, нормально ем, нормально сплю, вот только мало работаю, а так всё как обычно. В городе всё спокойно, только все окна заклеены полосками бумаги, много всяческих слухов, нет водки, но много пьяных, больше чем обычно, большие очереди, хотя уже не такие, как в первые дни. Вообще же, живет город обычной жизнью. Даже тревог что-то давно не было. Затемнение сейчас почти не ощущается, потому что на улице светло и ночью.

Словом, я хочу сказать, чтоб ты зря не тревожилась. Думаю, даже уверен, что повестка придёт — не сегодня, так завтра; но, как тебе известно, от повестки до геройской смерти тоже ещё дистанция огромного размера, особенно при моем темпераменте. Так что ты не волнуйся и не скисай молока, береги себя и дочку, часто пиши мне — и авось всё обойдётся. А о плохих вариантах пока лучше не думать и не расстраиваться преждевременно.

Ещё поживем, Жабочка, иншаллах! <…>
Очень меня беспокоит, что ни от Мони, ни от Маши, хотя они обещали сразу по приезде телеграфировать, ничего до сих пор нет.
На телеграмму долго не было ответа, потому что и твоя телеграмма шла долго и моя тоже. На войне как на войне, ничего не поделаешь.

Вообще, конечно, невесело. Но и не хорони меня, пожалуйста, заживо, верь и надейся, как советовал мудрый граф Монте-Кристо.
А, может быть, меня ещё пошлют куда-нибудь через Москву? Вот бы хорошо. Но это, прямо скажем, маловероятно. Здесь всё больше на север едут, в знакомые места, чтоб им ни дна, ни покрышки.

Пиши мне обо всём подробно. Как у вас? Как ты и как дочка? Целую тебя и обнимаю крепко, твой Боба.
И не замирай сердцем, получив письмо, не бойся вскрыть, не пугайся телеграмм и не жди «плохого».

«Сохрани мои письма…». Вып. 3, 2013. С. 32–35.

«ЭТА СТРАНА МНЕ ПОНРАВИЛАСЬ»

Динабургский Валентин Давыдович. Родился в 1922 году в селе Савинцы (ныне — в Черниговской области, Украина). С 1935 года жил на Брянщине. Учился в лесохозяйственном техникуме. 20 июня 1941 года призван в РККА. С первых дней войны находился в Эстонии в пулемётной роте 42-го стрелкового полка. В 1943 году — наводчик орудия 1243-го истребительно-противотанкового артполка. Воевал на Северо-Западном, Сталинградском, Степном, 2-м Украинском и 4-м Украинском фронтах. В конце 1943 года направлен в Харьковское училище противотанковой артиллерии. В апреле 1945 году в звании младшего лейтенанта вернулся на фронт. Войну закончил в Чехословакии. Служил в Закавказском военном округе. Заслуженный работник культуры РФ.

Автор вспоминал, что 22 июня эшелон, в котором он ехал на фронт, разбомбили, было много убитых и раненых. Зачёркнутый цензурой населенный пункт — город Пайде.
Копия письма и фотография переданы автором. Оригинал письма хранится в Госархиве Брянской области.

27 июня 1941 г.

Здравствуйте, дорогие мои!
Наконец мне предоставилась маленькая возможность оповестить вас о своём житье-бытье. Вот уже четыре дня как я в Эстонии; 22 числа [далее две строки зачёркнуто военной цензурой — Сост.]. Первый город эстонский, в который мы приехали, был [зачёркнуто военной цензурой — Сост.] или по-русски [зачёркнуто военной цензурой — Сост.]. Там мы получили обмундирование и 23 [июня] эшелоном двинулись дальше, через сутки выгрузились и пешком двинули сюда, откуда я сейчас пишу. Расстояние это равно примерно 80 километрам. Прошли его мы за 28 часов. Пришли еле живые и, как были в доспехах, так и повалились на землю. В 8 часов нас подняли, повели на завтрак, и пошла суматоха, установка палаток и прочее. Свободного времени абсолютно нет, работы уйма, а питание не особенно хорошее, бывает, в день один раз ешь, но это ещё хорошо, ведь время военное. В Эстонии объявлено военное положение.

Свету в городах не бывает. И всё вообще не так, как в мирной обстановке. Пару слов об Эстонии. Эта страна мне понравилась. Первое что бросается в глаза — это высокая культура. В городе не увидишь ни окурка, ни бумажки, улицы чистые, неширокие, дома выкрашенные больше в жёлтый, голубой цвета. Города хорошо озеленены. Народ эстонцы аккуратный, чисто одетый и почти все с часами и на велосипедах. Мы удивлялись, встречая женщину лет 50 с корзинкой на велосипеде. Не слышно ни ругани, ни суматохи, все ходят, ездят спокойно. Дети, как и взрослые, не бегают, не кричат, степенно ходят по тротуарам, взявшись за руки, и взрослые им уступают дорогу. В общем, Эстонию можно хорошо представить, прочитав у Куприна тот рассказ, где он описывает Финляндию. Здесь очень много сирени и совершенно нет комаров, о малярии здесь даже понятия не имеют. Язык эстонский не похож на немецкий. Мы же, русские, совершенно ни одного слова не понимаем, а между прочим, у нас почти весь комсостав — эстонцы и по-русски они изъясняются тоже не совсем хорошо. Брянскому военкомату не приходится больше верить: кого там комиссия назначила в авиацию, в артиллерию, в пехоту [одно слово зачёркнуто — Сост.], связь и т. д. — все попали в пехоту. Я служу кочегаром на самолете. — Ах, вы не верите! Я вижу ваши недоверчивые лица. — Ну, что ж, пусть я буду морским кавалеристом. И вы опять не верите. Ну, тогда я пехотинец, — теперь вы поверили. Я знаю наверняка. Да, дорогие мои, я пехотинец. Служу в стрелковом полку в пулемётной роте. Собираюсь стать пулемётчиком номер первый. Как вам это понравится? Служить мне два года, или [зачёркнуто — Сост.], то есть в 1943 г. 20.06 я возвращусь домой, если не произведут в сержанты. В сержанты производят отличников боевой и политической подготовки. Я бы таковым без труда мог бы быть, но как быть не знаю. Сержант служит три года. Это не совсем мне по вкусу.

Ну, а как вы поживаете без меня, как дела обстоят с дровами, с огородом и вообще, как вы живёте? Что нового на двориках? Не объявлена ли у вас мобилизация, не берут ли кого из техникума? Боюсь, как бы тебя не взяли, время, чёрт возьми, неспокойное, немец, сволочь, снова захотел помериться с русскими силами.

Ну, прощайте, дорогие мои.
Некогда, спешу снова в поход.
Целую вас всех крепко.
Ваш Валентин.
Адреса пока дать не могу.

«Сохрани мои письма…». Вып. 4, 2016. С. 23–24.