Письма и дневниковые записи за другие даты
Продолжаем публикации в рамках проекта «Хроника войны в письмах и дневниках». При использовании текстов обязательна ссылка на наши сборники. Обращаем внимание, что в сборниках к публикуемым письмам даны дополнительные пояснения, сноски, комментарии и иллюстрации.
Певзнер Семён (Самуил) Владимирович (1912–1944). Родился в городе Стародубе Черниговской губернии (ныне — Брянской области). До войны жил в Брянске. Работал парикмахером.
Призван 23 июня 1941 года. Воевал на Ленинградском фронте в отдельной бригаде моряков КБФ. По другим данным — красноармеец-артиллерист. Пропал без вести в феврале 1944 года. Часть родственников погибли в оккупации.
Письма С. В. Певзнера адресованы жене, Раисе Исааковне Певзнер (Шнитман), сыновьям Владимиру и Абраму, эвакуированным в Чкаловскую (ныне — Оренбургскую) область, хутор Ново-Сакмарск (ныне — деревня Новосакмарск).
Копии писем и фотография переданы сыном — В. С. Певзнером (Брянск).
22 июля 1941 г.
Здравствуйте, мои дорогие! Раичка, мои милые детки Вовочка и Абрамочка и дорогой папаша. Мой боевой вам привет с Ленинградского фронта. Могу вам писать, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Жизнь течёт по старому руслу, живу хорошо, желаю вам там в тылу не хуже жить. <…>
Рая, в твоих письмах я получил твою и моей матери фотокарточки, за которые я очень и очень тебе благодарен. Я часто вынимаю с кармана и смотрю на вас с такой болью в душе, особенно на мать мою, с которой мне даже не пришлось как следует попрощаться во время отъезда в армию, и теперь даже если останешься живым и здоровым, и возвратишься невредимым домой, то только останутся одни воспоминания при взгляде на фотографию моей матери, а также и твоей матери, и вместе с ними и Гришеньки, от которого и даже фотографии не осталось. О нём мне приходится и придётся вспоминать исключительно по своей памяти, и хорошо, что у меня хорошая память, то я его представляю и буду представлять всю свою жизнь, каким он был. Становится больно при воспоминании, о том, что у нас с тобой нет этих людей хороших в нашей семье.
«Сохрани мои письма…» Вып. 4. М., 2016. С. 154–155.
Гуревич Борис Яковлевич (1898–1942). Родился в семье сапожника в селе Негорелое Минской губернии (ныне — агрогородок Негорелое Минской области, Республика Беларусь). В РККА с 1918 года, участник Гражданской войны. В 1930-е годы — на военно-дипломатической службе; в начале 1930-х — помощник советского военного атташе в Германии.
С октября 1941 года — на фронте. Батальонный комиссар, инструктор пропаганды 883-го стрелкового полка 193-й стрелковой дивизии. Признан погибшим на Брянском фронте у села Малая Верейка Воронежской области 23 августа 1942 года (по воспоминаниям очевидцев — погиб 26 июля).
Письмо Б. Я. Гуревича адресовано жене — Регине Яковлевне Гуревич-Оболенской в Москву, где она жила с дочерью и двумя сыновьями. Старший сын, Ром (1924–2010), был призван в конце июля 1942 года служил на Тихоокеанском флоте, участник Советско-японской войны.
Копию письма и фотографию передал внучатый племянник Б. Я. Гуревича — А. Ю. Гуревич (Москва).
22 июля 1942 г.
Регинко моя!
Раз обещал писать при любой возможности, я это делаю, но поверь, что после 4 суток бессонья чрезвычайно трудно писать. Идёт интенсивный бой. Музыка всевозможных разрывов налицо, немало боевых товарищей вышло из строя. Я заменил убитого военкома 883 сп, но не только он один погиб за Родину. Но на то война, гадов нужно истребить.
Вчера мы врага погнали на 8 километров, он панически бежал и оставил колоссальное количество трофеев.
Я здоров, но за час спанья отдал бы много. На этом кончаю.
Это бумага и конверт — трофеи [от] убитого немца. На бумаге след поражения [от] пули.
Целую тебя, моя Регинко.
Целую деток.
Твой Борис.
«Сохрани мои письма…». Вып. 6. М., 2021. С. 208–209.
Шпринц Галина Абелевна (1920–2006) и Лундин Лев Борисович (1919–2006). Родились и жили до войны в Минске. В 1936–1937 гг. учились Средней школе № 5 им. Добролюбова в параллельных классах. Потом их пути разошлись.
Л. Б. Лундин поступил в Казанский авиационный институт (ныне — КНИТУ-КАИ им. А. Н. Туполева). В 1941–1945 гг. работал инженером-технологом на авиазаводах в Горьком (ныне — Нижний Новгород) и в Москве. После войны продолжал работать в авиационной промышленности в конструкторском бюро М. Л. Миля.
Г. А. Шпринц перед войной училась в Белорусском пединституте (ныне — БГПУ) и была замужем за аспирантом Минского юридического института (ныне — факультет БГУ) Петром (Пейсахом) Гротвальдом. Он пропал без вести в июле 1941 года. 24 июня 1941 года беременная Г. А. Шприц была ранена во время бомбардировки Минска. Ей удалось уйти из города и эвакуироваться. В 1941–1943 гг. она жила в посёлке Турки (с/х Первомайский) Саратовской области. В ноябре 1943 года с сыном Валерием (1942 г. р.) переехала в Москву — благодаря помощи Л. Б. Лундина. Они поженились в марте 1944 года.
Почти все родственники Г. А. Шпринц и Л. Б. Лундина погибли в оккупированном Минске и в окрестностях.
Письмо Г. А. Шпринц адресовано Симе Шустерман (Добролюбовой). Они вместе учились в школе и в институте. В июне 1941 г. Сима Шустерман уехала в эвакуацию. В 1941–1942 гг. жила в селе Пешковка Кустанайской области КазаССР (ныне — город Пешковка Костанайской области, Республика Казахстан). С 1943 года находилась в Уфе. В 1944 году приехала в Москву.
Копия письма и фотография передана дочерью Г. А. Шпринц и Л. Б. Лундина — А. Л. Губерниевой (Москва).
22 июля 1943 г.
Здравствуй, милая Симочка!
Только что получила твоё письмо. И как-то сразу на душе стало отраднее. Со мной случилось то, чего я больше всего боялась: я заболела малярией. Протекает она у меня в чудовищной форме. Пять дней температура была 40,5, я совершенно перестала спать. Думала, что умру, и уже плакала при мысли, что Валерий останется на произвол судьбы. Но обошлось. Я уже хожу, хотя очень слаба. Кушать ничего не хочется, да и нечего. Не знаю, как поправлюсь. До чего страшно болеть одинокому человеку! Валерий плачет, пелёнки некому постирать. А заболела я потому, что всё время, во всякую погоду хожу босяком, так как носить мне нечего. Туфли порвались так, что починить уже невозможно.
На той неделе поеду в Турки, пойду к председателю райсовета и буду с ним разговаривать очень серьёзно. Да, могу похвалиться. Меня занесли на доску почёта районо, единственную из всех наших учителей. Об отпуске думать даже нечего — его мне не дадут. У нас сволочной директор, с ним не договоришься. Что же касается улучшения моих бытовых условий, то я уже писала и в райком, и в газету, но существенных изменений не произошло. Напишу ещё в «Учительскую газету».
Валерий опять похудел. Бедная крошка! Выдержит ли он все эти мытарства?
Я с нетерпением ожидаю ответа из Москвы. Если только вышлют вызов — уеду, не посмотрю ни на что. Картофель у меня уродилась неважная. Зато сахарная свёкла и тыква — замечательные, это хоть послужит подспорьем Валерию на
зиму.
Готовимся к зиме. Таскаем вязанки хвороста, бодыря, собираем со стойла коровьи катюхи. И ради этого стоило учиться 14 лет, изучать Данте и Петрарку, Толстого и Тургенева? Всё страшно надоело. Хочется пожить хоть недельку спокойно. Хочется заботы и ласки. Хочется увидеть тебя, крепко расцеловать и долго, долго, без конца говорить обо всём: о разбитых мечтах, о перенесённом горе, о настоящей жизни. <…>
От Лёвы очень часто получаю весьма трогательные письма. Он, очевидно, строит весьма серьёзные планы на мой счёт. Но на все его вопросы на эту тему я пока отмалчиваюсь.
Целую тебя крепко, крепко. Галя.
«Сохрани мои письма…» Вып. 4. М., 2016. С. 159–160, 173–174.