Хроника войны в письмах и дневниках. 3 июля 1941 года

Письма и дневниковые записи за другие даты

Продолжаем публикации в рамках проекта «Хроника войны в письмах и дневниках». При использовании текстов обязательна ссылка на наши сборники. Обращаем внимание, что в сборниках к публикуемым письмам даны дополнительные пояснения, сноски и комментарии.

Френкель Лазарь Самойлович (1914–1986). Родился в местечке Махновка Бердичевского уезда Киевской губернии (ныне — село Винницкой области, Украина). В 1921 году переехал в Москву. Окончил Вечерний машиностроительный институт, работал на ремонтной базе Северного флота в Мурманске. Призван на срочную военную службу осенью 1939 года. Войну встретил под Липецком. С 3 июля 1941 года — на фронте. Воевал в районе Витебска и под Смоленском в составе 653-го мотострелкового полка. Младший сержант. Был контужен, попал в окружение, при выходе из которого закопал в землю свой партбилет. В 1942 году служил на Юго-Восточном и Сталинградском фронтах инженером-механиком учебного танкового полка. С 1943 года — в Мурманске, инженер-лейтенант, помощник И. Д. Папанина, уполномоченного Государственного комитета обороны по перевозкам на Севере.

 Демобилизовался осенью 1946 года в звании майора. В 1941–1942 гг. вёл дневник

 Копия дневника и фотография переданы сыном — С. Л. Френкелем (Москва).

3 июля 1941 г.

В 2 часа дня уехали с Бологого. Говорят, что сегодня, 3 июля, по радио выступил т. Сталин.
Содержания речи передать не могут. Хочется узнать, что он сказал, ведь это первое его выступление. Придётся ждать. Пока достанем газету.

Поезд повернул в сторону Великих Лук. Все надежды на С[еверо]-З[ападный] фронт рухнули.
Впервые появились фашистские самолёты. Всех предупредили, как вести себя во время налётов. Установлено наблюдение за воздухом. Начинаешь незаметно для себя испытывать чувство прямой опасности. Ощущение неприятное, передать даже трудно. В голову приходят разные фантазии. Умирать глупо без всякой пользы, да и вообще умирать, конечно, не хочется. Ещё страшнее, если какая-нибудь дура-бомба оставит тебя калекой, ну а главное, что это впервые, и поэтому инстинкт самосохранения ещё очень велик. Когда впервые появился самолет, очень многие начали трусить. Поезд остановился. Хотят прыгать из вагонов, многие побледнели до неузнаваемости. Надо отдать справедливость средним и младшим командирам нашего вагона, они сумели себя и других удержать от всяких недисциплинированных поступков. Дрожь и сильное волнение охватило меня, когда фашистский стервятник начал давать пулеметные очереди по нашему эшелону. Неужели это уже конец? Внешне я себя вёл совершенно спокойно, хотя внутренне волновался крепко. Всё прошло благополучно.

Приблизительно через два часа увидели один самолёт. Пошли разговоры, что ожидается высадка десанта. Винтовки у нас имеются, патронов хватает. Эшелон останавливается. Все быстро прыгают с вагонов. Отступили от полотна метров на двести. Приказано рыть окопы и приготовиться к отражению воздушного противника. Достали лопатки, моё отделение приступило к делу. Только было наладили, команда «отставить». Мы идём обратно и размещаемся в кустах у полотна. Лежим приблизительно с полчаса. Надоело. Вытаскиваю из противогаза бумагу и пишу Галочке письмо. Ситуация для литературных упражнений не совсем обычная. Получается почти по Швейку. Письмо получилось очень коротенькое, но, кажется, интересное. Что было на уме, то и набросал на бумаге. Ещё лежим. Вдруг видим самолёты на горизонте. Они видны всё ближе и ближе. Летят в боевом строю, кажется, 8 штук. Команда «приготовиться». Когда они подходили к эшелону, раздалась команда «Огонь». Застрочили «Максим» и наш ДП, защёлкали затворы трёхлинеек. Объективно говоря, вся эта стрельба — это пустая затея. Странно, почему они не бомбили наш эшелон. Пролетели, оставив нас в покое. Поехали дальше. Ночью ехать безопасно. Днем приехали в Великие Луки. Тут уже хлебнули «фашистскую культуру».

Разбомбили крупный склад около станции. Всё перемешалось: мотоциклы, каски, селёдка, различные материалы. Во дворе жилого дома попала крупная бомба. Трудно себе представить эту воронку, приблизительно 10×10 м. Погибли мать и двое детей.
Несколько раз объявляли воздушную тревогу.

Появился эшелон с эвакуированным населением из западных областей. Жалкая картина. На открытых платформах плохо одетые, грязные, изнуренные эти жертвы фашистов. Большой процент евреев, исконные козлы отпущения.

Встретили первый эшелон раненых. У красноармейцев любопытство огромное. Это ведь первые свидетели и участники боёв. Каждому интересно узнать какие-нибудь подробности о фашистах. Какие они вояки, какая у них техника, особенности тактики, положение наших войск и т. д. Вопросов… тысячи. Но ответы неудовлетворительные, «каждый врёт по-своему». За очень малым исключением ранения лёгкие, все больше осколочные. Всем ещё неискушенным это кажется ужасно страшным и трагическим, но по виду и моральному стоянию раненых бойцов — это пустяки. По рассказам и репликам можно себе представит картину, что вероломный удар фашистов не обошёлся без «пятой колонны» в пограничной зоне. В наших новых республиках бойцы стройбатов не были вовсе вооружены. Многие части как раз в ночь на 22 июня были выведены на тактику вместе с мат[ериальной] частью, машины в парках не были заправлены. Если это так, то ясно, что это работа «пятой колоны». Возможно, что имеются и неверные рассказы, но доля истины есть. На бойцов эти разговоры производят удручающее впечатление. Вместе с политруком и коммунистами мы заводим разговор с бойцами, доказывая абсурдность многих рассказов, одним словом, не даём падать духом. Стараемся всё время занимать играми, песнями, отвлекая их от излишних раздумий.

«Сохрани мои письма…» Вып. 2, 2010. С. 17–21.